Почему мужчины плачут?

Помните сцену захвата предателя-диверсанта Кы-кы-кротова в финале советского фильма “Противостояние”? В тягучей пустоте гулко падает пистолет, звякают наручники, раз и два; Кротов кряхтит, мы видим его перекошенное лицо, и вдруг… он начинает жалобно, тоненько плакать.

Мы видим лицо убийцы, и слышим плач – жалкий, почти детский. Это производит сильное впечатление. И лишь спустя минуту оказывается, что показывали-то нам Кротова, а плакала всё это время женщина, которую он захватывал в заложницы. Вот эта сцена:

Режиссёрская хитрость. Зачем?

Люди в том далёком 1985 году ещё не были такими тупыми и капризными, как сегодня; психоделические длинноты и приёмчики “авторского кинематографа” не ставили никого в тупик. Что хочешь, то и думай.

Например: “Был же и этот п…с когда-то ребёнком!”

Или: “У-у-у, сопля фашистская, разнылся!”

А потом – оп, оказывается, женщина. Ну, тогда ничего. Женщинам можно. И нужно даже. А мужчинам – нельзя. Этому учат с детства:

Стыдно старому реветь,
Ты не заяц, а Медведь!

«Рёва-корова», «плакса», «размазня», «глаза на мокром месте», «сырость разводить»… В средневековых назидательных книгах, предназначенных для детей из дворянских семей, постоянно упоминается о том, что проявлять свои чувства – это привычка «низкорождённых», «простолюдинов», а джентльмена должно быть «благородно сдержанным», без чрезмерных эмоций и излишней сентиментальности.

К XIX веку это настолько вошло в традицию, что начали появляться медицинские труды, в которых авторы писали о том, что слёзные железы у мужчин атрофируются, что в здоровом мужском организме слёзы вообще не вырабатываются. И что слёзы – это такая же «женская жидкость», как, скажем, материнское молоко.

На самом деле это, конечно, совсем не так. Слёзные железы и слёзная реакция есть у любого здорового человека. Просто мужчины действительно приучены с детства подавлять эту реакцию. Помните, у Виктора Драгунского:

“…Я долго молчал и отвернулся от мамы, чтобы она по голосу или по губам не догадалась, что со мной, и я задрал голову к потолку, чтобы слёзы вкатились в меня обратно”.

Это – правильное, красивое поведение мальчика. Но сказка о том, что «мужчины биологически не могут плакать», разоблачается во время обыкновенной чистки лука на кухне.

Однако в истории науки были и наблюдения намного более интересные, чем нарезка лука для салата!

Очень далеко, в Индийском океане, располагаются Андаманские острова – более 200 заросших густыми джунглями островов и островков между Индией и Бирмой. Англичане завоевали Андаманские острова в 1789 году – причём никаких ценных ресурсов там не нашли. Зато тяжёлые природные условия (заболоченная местность, проливные дожди и тропическая лихорадка) британцам пришлись по вкусу: больше ста лет здесь располагалась печально известная Андаманская каторжная тюрьма (помните рассказ Конан Дойля про Шерлока Холмса «Знак четырёх»?).

Коренные жители Андаман – разрозненные низкорослые темнокожие племена (негритосы), которые на момент контакта с европейцами жили в самом настоящем древнем каменном веке, они даже не умели добывать огонь!

Некоторые из них (сентинельцы) до сих пор не поддерживают никаких контактов с цивилизацией, и при попытке «заплыть на тропический пляжик на лодочке» в тех краях можно запросто заполучить себе в брюхо самый настоящий отравленный дротик или стрелу…

Первые европейские контактёры с андаманцами (христианские миссионеры) были поражены тем, как же их мужчины любят… плакать! В своих отчётах на «большую землю» они наивно писали о том, что «не встретить на Земле народности более сентиментальной и добродушной». Скажем, прибывают европейцы на Андаманский берег. Если племя принимает их у себя (а не убивает и не съедает, что тоже бывало), то мужчины племени начинают дружно рыдать. Европейцы спрашивают: – Почему вы плачете? А туземцы отвечают: – От радости, что вы прибыли к нам в гости! Европейцы дарят андаманцам бусы и топоры, те снова начинают реветь в голос. Европейцы, удивлённо: – А теперь почему плачете? Туземцы отвечают: – Потому что вы принесли нам такие чудесные подарки… И так далее.

«Слезообильность» некоторых племён, по европейским меркам, действительно была поразительной. К одному туземцу в гости пришёл старый друг? Оба начинают рыдать, плакать и обниматься. Два туземца были в ссоре и помирились? Снова оба будут долго обниматься и плакать. Туземец сделал в джунглях важную находку? Опять все проливают реки слёз. Сосед удачно наловил рыбы и принёс несколько рыбин в подарок? Это дело надо обязательно «обреветь»… И уж само собой, андаманцы дружно плакали на свадьбах, на похоронах, на религиозных праздниках, на днях рождения, на празднике посвящения мальчиков и девочек во взрослые члены племени, и так далее. Это поведение настолько контрастировало с европейской «благородной сдержанностью», что некоторые исследователи всерьёз предполагали, что андаманские аборигены вообще не родственны «обыкновенным» людям.

Однако шли годы, европейцы всё ближе знакомились с жизнью и языком туземцев, и в конце концов постепенно «разгадали загадку». Оказалось, что андаманцы – вполне нормальные люди, с совершенно нормальными реакциями. Что у них нет какой-то особенной «сентиментальности», «меланхоличности» или «прекраснодушности». А обильные слёзы у туземцев – просто выражение… вежливости! Встретить гостя без слёз, с точки зрения тогдашних андаманцев, было бы также некультурно, дико, неправильно, как у нас – если бы мужчина расплакался, порезав палец. Принять без слёз подарок – это тоже было просто невежливо, как если бы у нас человек принял подарок, не сказав «спасибо». И так далее.

В наши дни коренных андаманцев осталось очень мало – численность всех андаманских племён менее 200 человек, они стремительно вымирают – вместе со своими «плачущими мужчинами» и другими странными и причудливыми обычаями. Даже упорно прячущиеся от цивилизации сентинельцы (только в 2017 году они застрелили из лука очередного американского миссионера, пытавшегося подплыть на лодке к их островку) крайне малочисленны – их, по разным оценкам, осталось около 50 человек…