Тайна каменной обезьяны

Все слышали о половецких каменных бабах и истуканах острова Пасхи. В Ингушетии есть свои изваяния, изображающие мужчин и женщин. Но откуда среди них портрет гориллы — остается загадкой. На Кавказе существует много рукотворных сооружений из камня, предназначение которых до сих пор точно не установлено и вызывает споры среди ученых. Достаточно вспомнить дольмены и циклопические постройки. Такой же загадкой являются и каменные антропоморфные изваяния, сохранившиеся в горной Ингушетии. Они имеют традицию, уходящую корнями в глубь истории, когда люди поклонялись камню, считая его самым прочным материалом на земле и наделяя его магической силой.
Каменные лица Ингушетии

Эти памятники представляют из себя массивные стелы высотой от 1 до 3 метров с барельефными изображениями человеческих лиц. Сегодня их можно встретить в районе средневековых башенных комплексов Барах, Мяшхи, Анкыт, Хейрах. Ученые относят их к позднему средневековью — к XV-XVII векам. К слову сказать, в Ингушетии встречаются и другие памятники архитектуры, на которых изображены человеческие лица. Например, жилая башня с физиономией мужчины на фасаде в башенном комплексе Пялинг в Джейрахском районе или силинги — столпообразные святилища в соседнем башенном комплексе Ний, в которые вмонтирован барельеф с мужским лицом.

Они все имеют разные черты и выражения. Одна из антропоморфных стел была зафиксирована в селе Фуртоуг Джейрахского района в начале ХХ века. Ее вывезли в музей, после чего она бесследно пропала. Многие из этих памятников остались вообще вне поля зрения ученых, исследовавших архитектурные комплексы, по одной простой причине: стелы, как правило, расположены за пределами села и издалека их легко спутать с обычными каменными столбами, которые в великом множестве встречаются на территории горной Ингушетии. И только несколько лет назад сотрудники Археологического центра имени Е.И. Крупнова в ходе полевых работ обнаружили очень интересные с точки зрения науки изваяния и стелы.

Странная парочка

Пожалуй, две самые странные стелы были найдены археологами в окрестностях села Мяшхи Джейрахского района. Они находятся рядом друг с другом, и одна из них явно изображает женщину в высоком колпаке. Возможно, древний скульптор изобразил средневековый ингушский женский головной убор — кур-хас, о котором в XVII веке упоминали русские послы, направлявшиеся в Грузию через ингушские земли: «А жонки носят на головах… что роги вверх в пол-аршина». Вторая стела — единственная в своем роде. Возможно, она изображает супруга женщины в кур-хасе. Каменный портрет напоминает кому-то гориллу, кому-то медведя, но это вовсе не оплошность художника. Выразительные черты каменной морды говорят о том, что над стелой трудился талантливый мастер, хотя, возможно, это его единственная работа в таком анималистическом жанре.

Кого же он изобразил? О горилле в ингушском фольклоре нет никаких сведений. Но, возможно, стела связана с мастером по изготовлению булатных клинков, который наносил на них клеймо с изображением так называемой «воющей» или «ревущей» обезьяны. Эти клинки были довольно популярны на Кавказе вплоть до начала ХХ века, у ингушей они известны под названием «Турс-меймал», что переводится как «обезьяний булатный клинок» или «булатный клинок обезьяны». А вот про медведя сохранилась интересная легенда. Некогда медведь утащил молодую девушку из села и женился на ней. У них родился сын — человеческий детеныш по имени Чайтоньг, что переводится как «медвежонок». После множества приключений Чайтоньг женился на красивой девушке и стал с ней жить среди людей. Может быть, люди поставили эти каменные памятники в честь этого медведя и его жены? Ингушские археологи теряются в догадках. По их утверждению, у этой стелы нет аналогов ни в Ингушетии, ни на всем Северном Кавказе.

Поиск предназначения

Предназначение этих стел тоже остается загадкой. Вряд ли это были объекты поклонения. Все священные капища, храмы и поляны, на которых происходили религиозные обряды, располагаются, как правило, на возвышенностях. Но у каменных стел таких закономерностей в расположении не прослеживается: их устанавливали в разных местах — и на возвышенностях, и в низинах. Парное изваяние, изображающее мужчину и женщину, наводит на мысль о надгробных памятниках. Дело в том, что в XХ веке на мусульманских ингушских кладбищах умершим супругам часто ставили почти два одинаковых памятника (чурты), на которых отчетливо прорисовывались женская и мужская фигуры с головой (но без изображения лиц), предметы одежды и украшения мужчины и женщины. Эта традиция подсказывает нам, что изображенные на средневековых каменных стелах мужчина и женщина — супруги. Но есть одно «но». В позднее средневековье надгробий не устанавливали, покойников помещали в склепы, у каждой семьи был фамильный склеп. Возможно, каменные менгиры — это кенотафы, символические могилы тех, кто погиб на чужбине и чьи тела невозможно было упокоить в семейной усыпальнице.

Еще одна версия связывает ингушские стелы с так называемыми каменными бабами, встречающимися на всей территории, где когда-то обитали скифы. Археологи предполагают, что они изображали умерших предков, которые в таком каменном виде присутствовали на ритуальных пирах. Но против этой версии говорит датировка: скифские идолы появились еще до нашей эры, а ингушские стелы — в средневековье. Были ли они мифическими покровителями или стражами поселений, изображениями врагов или памятниками мастерам-оружейникам — ни одна из предлагаемых версий не доказана. Эта загадка, оставленная нам предками, требует дальнейшего изучения и анализа.