Для чего искажают государственную статистику или заколдованный круг поддержки государством финансового сектора

Когда первая промышленная революция набирала обороты, то ожидалось, что финансовый сектор будет развиваться совсем не так как в итоге стало происходить. В представлении экономистов того времени всё должно было быть совсем не так, как развивается сегодняшний постиндустриальный финансовый капитализм. В 19 веке предлагались альтернативные варианты мобилизации активов для финансирования капиталовложений в производство и общественную инфраструктуру. Но после Первой мировой войны финансовые интересы объединились с имущественными интересами власть имущих, чтобы переложить налоговое бремя с себя на рабочий класс и промышленность, создавая иллюзию того, что взимание арендной платы и выдача кредитов под проценты являются платой за производственные услуги, генерирующие добавочную стоимость и даже заслуживают особых льгот.

Речь идёт об определении того, что представляет собой понятие «экономический рост» – в реальности или в соответствии с сегодняшними концепциями. Растущая часть экономической активности связана не с производством (инвестициями и выпуском продукции) или потреблением, а с покупкой и продажей уже имеющейся собственности: в первую очередь недвижимости (крупнейшего актива), природных ресурсов, акций и облигаций. Чуть забегая вперёд, можно отметить, насколько иррациональна эта мера для финансового сектора. Ввиду отрицательного объёма производства воображаемого сегмента экономики, показатель ВВП сильно преувеличивает важность финансовых услуг для общего роста производства. Как бы это не показалось странно, но в последнем квартале далёкого уже 2008 года банковская отрасль Великобритании продемонстрировала самый быстрый за всю историю рост, почти сравнявшись по размерам с обрабатывающей промышленностью, в то время как денежные рынки практически замерли.

Проблема такой ситуации заключалась в следующем: если весь доход учитывается как часть производственного процесса и тратится на покупку товаров и услуг, то нет никакого противоречия в отношении привязки таких расходов к экономическому росту. Но как насчёт дохода, потраченного на приобретение активов в виде земли или недвижимости, процентов от выдачи кредитов или доходов от государственных облигаций?

Рассматривая создание в значительной степени фиктивных, высоких необеспеченных финансовых требований к экономике так, как будто это увеличивает объем производства и преумножает богатство в его физическом эквиваленте, и при этом не учитывается масштабная государственная помощь, необходимая для поддержания банковского сектора.

Внешнеэкономические издержки являются одной из форм долгового загрязнения. «Когда кто-то уверенно вносит строкой дохода вклад от финансовых услуг в статистику по национальным доходам, – пишет обозреватель Financia Times Джон Кей, – вы можете быть уверены, что они не понимают «эзотерической концепции» финансовых услуг, измеряемых косвенно. И только лишь несколько человек в недрах национальных статистических управлений знают об этом факте. Эта проблема ставит под сомнение достоверность сообщаемых темпов роста как до, так и после финансовых кризисов.» Эндрю Холдейн из Банка Англии, используя простой анализ, сделанный по принципу «вывернув наизнанку», пришёл к выводу, что у банков нет возможности даже отдалённо оплатить весь тот ущерб, который они причиняют в виде «отобранной» у промышленников прибыли из-за обслуживания долговых обязательств, а следовательно, недовыпущенной продукции.

Отчёт по ВВП об экономическом вкладе финансового сектора в «услуги» не учитывает риск. До глобального мирового финансового кризиса 2008 года повышенный риск банков и использование ими заёмных средств у центральных банков считались «ростом» ВВП. С тех пор исследования показали, что поправка на принятие риска сократит вклад финансового сектора в ВВП на 25-40%. В результате, получается так, что вклад финансового сектора в рост ВВП любого государства является статистическим миражом в абсолютной степени.

Возникающая в результате система формирования, казалось бы, правильной эмпирической статистики, в итоге приводит к путанице в отношении того, что на самом деле происходит с экономикой. Если просто бездумно рассматривать в таком аспекте статистику ВВП, то очень легко будет пропустить те маркеры, которые указывают, что в стране уже образовался финансовый пузырь.

Итак, вопрос в том, что если уже упущена возможность остановить пузырь, то что тогда надо предпринимать? К счастью, большинство «пузырьков» не токсичны из-за размеров последствий. Большой пузырь, сформированный благодаря буму на акции доткомов, не отражался в цифрах статистики ВВП перед самым обрушением сезона 2001-2022 годов. Предвестников краха 1987 года, который был действительно самым ужасным событием для мировой экономики тоже не так просто найти в отчётах именно потому, что эти «знаки» смазаны и размыты «доходами» банковского и страхового сектора, которые, фактически, ничего не производят, но обеспечивают цифры оборота денежной массы. В то же время, в реальном секторе, были огромные потери капитала.

Что, по идее, должен отображать реалистичный отчёт? А отражать отдельной строкой и жирным шрифтом любой квартальный отчёт должен те суммы, которые банкиры пускают в ссуды под проценты для обывателей. Получается ситуация, что вместо того, чтобы инвестировать свои сбережения в развитие производства, члены клуба богачей «Один процент», получают доход от кредитования промышленности и наёмных работников, сдачи недвижимости в аренду, земельной ренты и скрытого финансирования немногих членов правительства, сокращая, таким образом, экономику вместо её расширения. Выход из этой ситуации видится только один – вводить повышенный процент налогообложения на весь доход от операций такого типа, пуская полученные дополнительные средства на поддержку реального сектора экономики. Опять же, в идеале бы было выдавать достаточно эффективным производственным организациям долгосрочные кредиты по нулевой ставке.

Большинство финансовых операций, с другими финансовыми учреждениями, в настоящее время осуществляются, в основном в форме компьютеризированных ставок (деривативов – фьючерсов, свопов, опционов и других обязательств через определённое время), рассчитанных на изменение процентных ставок, обменных курсов, цен на акции или облигации. Суть процесса – это всегда игра на рисках. Выигрыш одной стороны — это проигрыш другой, и вся система в конечном итоге нуждается в поддержке со стороны правительства, хотя никакого дополнительного ощутимого добавочного продукта эти операции не привносят в экономику. Но вместо того, чтобы вкладываться в производства и создавать деньги из произведённого товара, которыми бы можно было платить проценты по вкладам всем, менеджеры центральных банков настаивают на том, что наоборот, люди труда и промышленники должны платить и в банки, и в казну.

Такая ситуация повышает налоговую и кредитную нагрузку на реальную» экономику для покрытия убытков финансового сектора. Заявляют чиновники и банкиры все эти тезисы под предлогом того, что банки – это именно те структуры, которые финансирует реальный сектор и людей. А иначе – заявляют они – никак не удастся сделать экономику богаче, а не беднее. Но они умалчивают о том, что этим банкам правительство будет оказывать поддержку из казны почти беспроцентно – то есть из налогов граждан, а банки будут потом кредитовать производственников и рабочих под более высокий процент. Не удивительно, что при таком развитии событий, пройдёт ещё один цикл и грянет очередной финансовый кризис. А вынужденный аскетизм для 99 процентов населения снова станет «лекарством» от бедности и банкротства. Но государство опять ринется «спасать» банковский сектор, а один процент олигархов станет ещё богаче, скупая в кризис за бесценок активы в виде акций компаний, земли, недвижимости и т.п.
Руководящий принцип сегодняшних официальных статистических моделей, по-видимому, заключается в сокрытии от людей того, что незаработанное богатство явно будет помечено как накладные расходы. А если нет измерения того, сколько денег откачивается из реальной экономики банками, страховыми компаниями и монополиями, то избиратели с меньшей вероятностью будут выступать за обложение этой деятельности повышенным налогом. Понятие паразитической деятельности, в которой выгода одной стороны является проигрышем другой, цинично исключено из форматов государственного учёта. Это притупление очевидного позволило заинтересованным сторонам получить контроль над статистической сенсорной системой общества, которая должна управлять его экономическим планированием, налоговой политикой и распределением ресурсов.

Таким образом, мы возвращаемся к стратегии финансового паразитизма: чтобы извлечь излишки экономики в виде ренты и процентов, необходимо убедить людей в том, что банковский, монопольный и страховой сектор вносит вклад в реальную экономику в соответствии с доходом, который он получает. Таким подлогом статистическое ведомство защищает указанные выше сектора, как способствующие увеличению производства, а не посторонние для «реальной» экономики, извлекающие паразитические трансфертные платежи. «Бесплатный обед для рантье» изображается как вклад в национальный доход и производство продукта/услуги, а не как высасываемые деньги в виде переходного платежа от большинства населения к одному проценту богатеев. Такое непонимание создаёт в мозгу обывателя иллюзию о том, что ростовщичество, получение пассивного дохода от арендной платы и взвинчивание цен не являются обременительными накладными расходами для всего общества.

Несомненно, что небольшая часть этих финансовых доходов тратится банкирами и возвращается обратно в реальную экономику. Но большая часть этих доходов просто вкладывается в приобретение ещё большего количества имущества, финансовых ценных бумаг или идёт на выдачу новых кредитов. Банковская система создаёт кредитные схемы в основном для финансирования покупки приносящих ренту активов, во главе которых стоят недвижимость, добыча нефти и полезных ископаемых, а также на создание монополий. Банки ссужают полученные от рабочего человека проценты в виде ещё одного ипотечного кредита покупателям ресурсов, приносящих рентный доход. В результате экономическая рента превращается в поток процентных платежей, который экспоненциально расширяется, взвинчивая цены на активы, но также истощая экономику в счёт обслуживания долга. Выплата земельной ренты в виде процентов делает её недоступной в качестве налоговой базы, поэтому труд и промышленность должны нести бремя этих издержек, повышая стоимость своей жизни и вынуждены работать ещё больше/продуктивнее, чтобы оплатить своими налогами очередную «поддержку» государством банкиров, при наступлении очередного кризиса в экономике.